Меню Главная Сочинения Шпаргалки Краткие содержания Топики по Английскому Топики по Немецкому Рефераты Изложения Биографии Литературные герои Доклады Реклама на сайте Реклама Статистика Бегун Биографии Баратынский Е.А. Баратынский Евгений Абрамович (1800-1844 гг.) - поэт. Из древнего польского дворянского рода. Предки Баратынского с конца XVII века обосновались в России. Детство он провел в обстановке богатого поместья. Желая обеспечить сыну аристократическую карьеру, мать определяет его в Пажеский корпус. Но трехлетнее пребывание в корпусе закончилось катастрофой, круто изменившей жизнь Баратынского. Переход из уютной домашней обстановки в среду закрытого военно-учебного заведения вызвал душевную смуту, приведшую к преступлению "по случаю". В письме к В.А Жуковскому Баратынский рассказывает историю своего падения. Участие в кружке товарищей, романтически названном "обществом мстителей" (деятельность которого состояла в школьных проказах против учителей и воспитателей), привело к краже в доме одного из участников этого "общества". По личному повелению Александра Е.Баратынский и Д.Ханыков были исключены из Пажеского корпуса с запрещением принимать их на гражданскую и военную службу, кроме как простыми солдатами. Баратынский оказался как бы в общественной пустоте и девять последующих лет будет влачить "судьбой наложенные цепи", выслуживая гражданскую реабилитацию и восстановление честного имени. В 1819 г. Баратынский был зачислен рядовым в лейб-гвардии егерский полк. Тогда же он знакомится с А.Дельвигом, В Кюхельбекером, Ф.Глинкой, Н.Гнедичем. В это время в печати появляются первые стихи Баратынского. Главное место в его раннем творчестве занимают элегии. "Первые произведения Баратынского были элегии, - пишет А.Пушкин, - и в этом роде он первенствует". С 1820 г. поэт проводит шесть лет в Финляндии, где он продолжает службу в Нейшлотском полку. Имя и произведения Баратынского быстро стали известны всей читающей России. Элегия "Финляндия" (1820 г.), другие стихи, посвященные этому краю, а позднее поэма "Эда" (1826 г.) закрепили за ним репутацию "певца Финляндии". Поэзия Баратынского была поэзией раздумий над жизнью, художественным исследованием человека и действительности. В традиционной форме "унылой" элегии Баратынский сумел воплотить богатство и сложность эмоционального мира конкретного человека. В своих лучших элегиях поэт сумел показать отдельную личность, чувства которой объясняются обстоятельствами ее жизни. В 1821 г. появляется знаменитая элегия "Разуверение", на текст которой был написан романс М.И.Глинки, сделавший эти стихи едва ли не самым известным произведением Баратынского. Стремление идти собственной дорогой характеризует весь творческий путь поэта. Творчество позднего периода подтверждает это. В знаменитом стихотворении "Не ослеплен я музою моею" (1829 г.) он назовет главное свойство своей музы: не "изысканный убор", не "игра глаз", не "блестящий разговор", но "лица необщее выраженье" и "речей спокойная простота". Время подтвердило верность этой самооценки поэта. В апреле 1825 года хлопоты о производстве Баратынского в офицеры наконец-то увенчались успехом. Он получил возможность распоряжаться своей судьбой, подал в отставку и поселился в Москве, где в 1827 году вышел сборник стихов, подводящий итог первого десятилетия его творческого пути. Трагизм позднего Баратынского был отражением судьбы его поколения. В обстановке реакции, последовавшей за разгромом восстания декабристов, не было места тем, кто не хотел смириться с торжеством зла и несправедливости. Именно их чувства, их настроения воплотила поэзия Баратынского в 20-30-е годы. В это время создаются многие известные произведения Баратынского: поэмы "Бал" (1828) и "Цыганка" (1831, 1842) (название ранней редакции "Наложница"), стихотворения "Последняя смерть" (1827), "Судьбой наложенные цепи" (1828), "Тебя из тьмы не изведу я" (1828), "Мой дар убоги голос мой не громок" (1828), "Насмерть Гете" (1832), "К чему невольнику мечтания свободы?" (1833) и др. В этих стихах особенно проявилась склонность к углубленным раздумьям над жизнью и человеческой судьбой, которая уже давно была замечена А.С.Пушкиным, сравнившим Баратынского с Гамлетом В 1835 году поэт выпустил второе издание произведений, которое казалось ему тогда итогом его творческого пути. Но последней книгой Баратынского стал сборник "Сумерки" (1842), в который вошли стихи 30-40-х годов. Поэт считает, что поэтический дар бесполезен, если он не нужен людям. Автор глубоко и верно уловил болезнь своего времени, состоявшую в приверженности к "корысти", к "насущному и полезному". Баратынский не видел путей избавления от нее, поэтому в его произведениях прозвучал крик боли и отчаяния. Назначение поэта Баратынский видел не в отшельничестве, не в счастливом уединении, а в политическом выступлении с трибуны властителя дум. Вера в сочувствие народа нужна художнику, подлинным источником вдохновения для поэта является внимание "толпы". Осенью 1843 года Баратынский уезжает за границу. Путь его - Берлин, Лейпциг, Дрезден, Париж, Неаполь. Из Европы поэт предполагал вернуться "исцеленным от многих предубеждений и с полной снисходительностью к некоторым нашим недостаткам, которые мы часто с удовольствием преувеличиваем". Бодрость, вера в будущее прозвучали в произведениях той поры, особенно в стихотворении "Пироскаф" (1844). Но им не суждено было стать началом нового этапа его творческого пути. Баратынский скоропостижно скончался 29 июля 1844 года в Неаполе. Через год с лишним тело его было перевезено в Петербург и в присутствии нескольких друзей предано земле. Газеты и журналы того времени почти не откликнулись на его кончину. Только Белинский сказал тогда: "Мыслящий человек всегда перечтет с удовольствием стихотворения Баратынского, потому что найдет в них человека - предмет вечно интересный для человека". Гуманизм Баратынского, присущая ему тонкость психологического анализа, глубина проникновения в противоречия действительности, благородная беспощадность к себе сделали его стихи близкими и нужными нашему времени. Дата публикации: 08.02.2008 Прочитано: 1296 раз Бальмонт К. Бальмонт Константин Дмитриевич (1867-1942) - поэт, переводчик, критик. Из гимназии г.Шуи (1876-1884 гг.) Бальмонт был исключен за принадлежность к "революционному кружку". Закончил в 1886 г. Владимирскую гимназию и в этом же году поступил в Московский университет на юридический факультет. Но занятия юриспруденцией не увлекают будущего поэта, и он оставляет юридические науки в 1885 г. - первое выступление в печати: напечатаны три стихотворения в журнале "Живописное обозрение". В 1887-1889 гг. Бальмонт переводит Г.Гейне, А.Мюссе, Н.Ленау. В 1892 г. путешествует по Скандинавии, переводит Г.Брандеса, Г.Ибсена, пишет о них статьи. В 1893-1899 гг. работает над переводами П.Б.Шелли, издает книги переводов из Э.По (1895 г.) Первые сборники ("Под северным небом" 1894г.; "В безбрежности" 1895г.) носят символико-романтическую окраску. Лирический герой Бальмонта характеризуется непостоянством, прихотливой изменчивостью настроения: с одной стороны - неприятие мира, томление по смерти, а с другой - возвышение любви, природы. Большое внимание автор уделяет звуковой стороне стиха, его музыкальности. С годами герой Бальмонта меняется - он становится светлым, радостным, жизнеутверждающим, устремленным к "свету", "огню", "солнцу" (основные слова-символы в поэзии зрелого поэта). Любимым образом становится сильный, гордый и "вечно свободный" альбатрос. Следующие сборники "Будем как солнце" 1903 г., "Только любовь. Семицветник" 1903 г. закрепили славу Бальмонта как одного из лучших поэтов-символистов. С 1902 по 1905 гг. он путешествует по Франции, Англии, Бельгии, Германии, Швейцарии, Испании, Мексике, Америке и пишет статьи о поэзии этих стран. Революцию 1905-1907 гг. Бальмонт приветствует циклом политических стихов. Поэт не только сочувствовал пролетариату, но и "принимал некоторое участие в вооруженном восстании Москвы, больше - стихами". Опасаясь репрессий, в 1905 г. Бальмонт покидает Россию. В его творчестве в этот период звучит ностальгическая тоска по родине и намечается спад. Бальмонт замыкается в кругу созданной им поэтической системы, и в последующих сборниках варьируются одни и те же темы, образы и приемы установившегося к тому времени "бальмонтовского" стиля. В 1913 г. после амнистии для политических эмигрантов Бальмонт возвращается в Россию. Но отношение к его творчеству стало сложным не только из-за снижения художественного уровня поэзии, но еще и из-за отдаленности поэта от идейной борьбы, новых литературных движений России. Бальмонт остался в плену романтических и "декадентских" понятий. Первую мировую войну он воспринял как "злое колдовство", но в творчестве прямого отражения военные события не нашли. К Февральской революции 1917 г. поэт отнесся восторженно, прославлял ее стихами. Но затем стал терять свою "революционность" и все чаще говорил о своем разочаровании в России и русском народе (ст. "Народная воля" 1917, стихотворение "К обезумевшей" 1917 г.). В статье "Революционер я или нет" 1918 г. Бальмонт выразил свое отношение к Октябрьской революции, где представил большевиков как носителей разрушительного начала, подавляющих личность и т.д. В 1920 г. Бальмонт навсегда покидает Россию. Его литературная деятельность в этот период была очень интенсивной: он писал статьи и очерки, посвященные русским, славянским и французским поэтам. Очень тяжело переживал разлуку с родиной, внимательно следил за происходящим и старался осмыслить изменения в стране. В 1937-1942 гг. прогрессирует психическое заболевание, и в творческом отношении последний период был почти бесплодным. В истории русской литературы Бальмонт остался как представитель "старшего" символизма. Он во многом обогатил русское стихосложение, ввел новые интонации, звуковые эффекты. Любовь, непосредственное восприятие природы, умение ощущать "мгновение" жизни, мечта о Красоте, Солнце - все это позволяет сказать, что Бальмонт был поэтом-романтиком, художником неоромантического направления в искусстве конца XIX - начала XX веков. Дата публикации: 08.02.2008 Прочитано: 1478 раз Бажов П.П. Бажов Павел Петрович Уральский писатель (1879-1950), автор известной книги сказов "Малахитовая шкатулка", повестей "Зеленая кобылка", "Дальнее-близкое", очерков о жизни уральцев - родился 27 января. Сын рабочего сысертского завода, получив образование, Бажов работал преподавателем, журналисом, редактором, занимался литературным трудом, руководил Свердловским отделением Союза писателей. Став депутатом, вел общественную работу. "Малахитовая шкатулка" - главная книга П. П. Бажова - впервые издана в 1939 году. В ней было 14 сказов, а всего их написано 56. Писатель создал большую семью новых сказочных героев, неповторимым языком рассказал о красоте Урала, о несметных богатствах его недр, о могучих, гордых, сильных духом уральских мастеровых. Тематика сказов охватывает времена от крепостного права до наших дней. ******************************************************************************************************** У писателя Павла Петровича Бажова счастливая судьба. Он родился 27 января 1879 года на Урале в семье рабочего Сысертского завода. Благодаря случаю и своим способностям он получил возможность учиться. Закончил училище, затем духовную Пермскую семинарию. Восемнадцать лет учительствовал. Счастливо женился на своей ученице и стал главой большой семьи, в которой было семеро детей. Он принял Октябрьскую революцию как возможность покончить с социальным неравенством, воевал в Гражданскую на стороне красных, стал журналистом, а затем - редактором, писал книги по истории Урала, собирал фольклорные записи. Всегда много работал, как сказали бы в советские времена, был "рядовым тружеником". И вдруг, что называется в одночасье пришла к нему известность, да еще какая… В 1936 году в журнале был опубликован его первый сказ "Девка Азовка". В 1939 в "Сведлгизе" вышел первый сборник сказов "Малахитовая шкатулка". В 1942 и 1944 "Малахитовая шкатулка", заметно пополневшая, выходит в Москве в центральных издательствах. Он стал лауреатом Государственной премии, награжден орденом Ленина за литературную работу. В 1944 году "Малахитовая шкатулка" переведена на английский и вышла в Лондоне и Нью-Йорке, потом в Праге, в 1947 - в Париже. Переведена на немецкий, венгерский, румынский, китайский, японский языки. Всего, по сведениям библиотеки им. Ленина, - на 100 языков мира. О творчестве Бажова написано гораздо больше, чем написал он сам. Долгое время критики спорили между собой, что за явление "этот Бажов" - фольклорист, писатель, краевед, историк? А современники писали: "В волшебный мир старых уральских сказов Бажов погружал живых русских людей, и они своей реальной, земной силой побеждали условность сказочной волшебности. Как земная любовь простой русской девушки победила волшебную силу Хозяйки Медной горы"… "…Я вновь и вновь их (сказы) перечитываю, подлинно наслаждаясь и богатством выдумки, и слаженностью сказов, и сладкозвучным русским языком…" А.Сурков. "С пожеланием творческого настроения и душевного покоя Ваш неизменный почитатель"… Игорь Грабарь. "Обладателю волшебной Малахитовой шкатулки от очарованного Федора Гладкова". "…Самому лучшему, самому настоящему из всего, что я "добыл" на Урале" Лев Кассиль. "Автору "Малахитовой шкатулки", который открыл секрет создания сказки, тысячелетиями хранившийся втайне. Не много открытий равных по значению Вашему. Спасибо Вам за это от одного из тех, кому сказка близка и мила…" Дмитрий Нагишкин. "Бажов принес нам в личине сказа величие высокой простоты, любовь к одному краю, прославление труда, гордость и честь рабочего человека, верность долгу. Целомудрие. Неуспокоенность исканий и стремлений. Стойкость. Дух времени…" Евгений Пермяк. Сам же Бажов оценивал свое творчество более чем скромно. На все похвалы в свой адрес он отвечал одинаково: "Говоря хорошие слова в адрес отдельного лица, не нужно забывать, что за ним стоит то огромное, что называется рабочим фольклором. Не нужно забывать, что я только исполнитель, а основной творец - рабочий. А в действительности Бажову просто посчастливилось: он вырос в таких условиях, в таком месте, где оказалось большое скопление фольклорных сплетений. У него создалось преимущественное положение". От похвал в свой адрес он всегда ежился и старался их тот час же снять или шуткой, или переведя разговор на другую тему. " Большое спасибо за фотографии и приятное письмо. За пожелания. Словом за все кроме заключительного комплимента, - писал он, - это лишнее. Мы, журналисты, должны обходиться без этого. Все же знаем, что всякий, кто не ленив, по хорошему материалу может сделать вещь, если предоставят время. Рассказы наших старых рабочих, как вы знаете, представляют редкий по качеству материал. И моя задача здесь сводится лишь к тому, чтобы не отклоняться от народного в изложении и подчеркнуть те точки, которые занимательны для современного читателя. Время и труд, конечно, требуются, но говорить об одаренности излишне и даже вредно. Поднимая одного автора, можно оттолкнуть других. А ведь собирать эту уходящую народную историю труда надо как раз многими руками и надо с этим спешить". Не позволяя хвалить себя ни письменно, ни публично, Бажов делал упор на необходимость даже при наличии таланта труда в литературе. "Когда видишь небрежное отношение к историческим фактам, становится не по себе", - писал он. "Да еще хотят, - говорил он о некоторых авторах скороспелых однодневок, - всего достичь, не утруждая ни глаз, ни зада - за счет "голого таланта", а не выходит. И никогда не выйдет без большого участия глаз и сидения даже при самой большой одаренности. У стариков надо учиться именно этому непривычному для нас искусству. Разве наш национальный гений А.С.Пушкин не поразителен и своей трудоспособностью? Работая над историей пугачевщины, он не только месяцами сидит в архиве, но он едет на Урал. Это ведь не на самолете и даже не в вагоне, а на перекладных. Попробуйте представить, что кто-нибудь из наших современников проделал адекватный труд! Да он бы написал несколько томов своих дорожных впечатлений, десятка два рассказов, четыре пьесы, пять сценариев и один малоформистский сборник, а у Пушкина все это вошло частично в "Капитанскую дочку" да в отдельные строки стихов. Вот и выходит густо. Читаем современников и говорим: "А у предшественников лучше!" Да. Потому что у предшественников больше предшествовало, чем у нас. Словом, был и остаюсь сторонником труда в литературе. Стоя на этой позиции, утверждаю, что каждый через какой-нибудь десяток лет работы может дать изумительное по своей неожиданности полотно". У писателя Бажова было позднее цветение. Очевидно, потому что он очень серьезно относился к понятию "настоящая литература", слишком высоко ставил звание писателя и не считал его применимым к себе. Образцом, мерилом для писателей, работающих в жанре сказки, он считал А.С. Пушкина, "у которого сказка представляет тот чудесный сплав, где народное творчество неотделимо от личного творчества поэта", и Л.Н.Толстого, "сказки и детские рассказы которого - неизмеримый образец простоты, ясности, занимательности, отсутствия языковых ухищрений. У него это выходило хорошо, потому что он был Львом Николаевичем Толстым". В январе 1949 года торжественно был отмечен 70-летний юбилей П.П. Бажова. В зале Свердловской государственной филармонии собрались друзья, читатели. Много торжественных и смешных подарков. Юбиляр растроган, благодарен, взволнован. Он благодарил своих близких, друзей, литераторов, журналистов, издателей и читателей за внимание к его работе и за помощь и вновь повторил то, что говорил всегда: "Это внимание, разумеется, не ко мне, а к тем безвестным творцам, материал которых дошел до меня и стал доступен читателю. Моя роль в этом второстепенная"… 10-го декабря 1950-го года в морозный день мы похоронили отца на высоком холме, с которого виден Урал - леса и перелески, горы и пруды - все, что он любил, что всегда было дорого его сердцу, и вернулись домой. Еще пахло табаком, на столе лежала его трубка, а в машинку заправлено незаконченное письмо, но дом опустел… Вечером у нас собралось много народа. Сначала было тихо, потом выпили, голоса стали громче, заговорили о том, что волновало каждого. Маршала Георгия Константиновича Жукова расспрашивали о днях войны, напоминали о встречах на фронтах, уговаривали писать мемуары. Мама сидела ко всему безучастная, да вряд ли слышала что-нибудь, а мне стало обидно, что вот уже забыли отца, забыли по какому поводу собрались в нашем доме. А в ушах зазвучал голос отца: -Что приуныла, доченька? Не надо, жизнь ведь продолжается…. И она действительно продолжается в его книгах, в памяти людей, в произведениях искусства, созданных по мотивам сказов, в его детях, внуках и правнуках, среди которых есть строители, горные инженеры, историки, социологи, экономисты, рабочие и журналисты и те, кому еще предстоит выбрать профессию и определить свой путь в жизни. А.П.Бажова Дата публикации: 08.02.2008 Прочитано: 2011 раз Багрицкий Э. Багрицкий Эдуард Георгиевич (1895-1934), русский поэт. В стихотворениях, пронизанных романтическим пафосом героика Граждской войны, драматизм рожденных революцией социальных и нравственных конфликтов. Поэмы "Дума про Опанаса" (1926), "Смерть пионерки" (1932). Дата публикации: 08.02.2008 Прочитано: 1913 раз Ахматова А.А. Анна Андреевна Ахматова (настоящая фамилия — Горенко) родилась в семье морского инженера, капитана 2-го ранга в отставке на ст. Большой Фонтан под Одессой. Через год после рождения дочери семья переехала в Царское Село. Здесь Ахматова стала ученицей Мариинской гимназии, но каждое лето проводила под Севастополем. "Мои первые впечатления — царскосельские, — писала она в позднейшей автобиографической заметке, — зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки, старый вокзал и нечто другое, что вошло впоследствии в "Царскосельскую оду"". В 1905 г. после развода родителей Ахматова с матерью переехала в Евпаторию. В 1906 — 1907 гг. она училась в выпускном классе Киево-Фундуклеевской гимназии, в 1908 — 1910 гг. — на юридическом отделении Киевских высших женских курсов. 25 апреля 1910 г. "за Днепром в деревенской церкви" она обвенчалась с Н. С. Гумилевым, с которым познакомилась в 1903 г. В 1907 г. он опубликовал ее стихотворение "На руке его много блестящих колец..." в издававшемся им в Париже журнале "Сириус". На стилистику ранних поэтических опытов Ахматовой оказало заметное влияние знакомство с прозой К. Гамсуна, с поэзией В. Я. Брюсова и А. А. Блока. Свой медовый месяц Ахматова провела в Париже, затем переехала в Петербург и с 1910 по 1916 г. жила в основном в Царском Селе. Училась на Высших историко- литературных курсах Н. П. Раева. 14 июня 1910 г. состоялся дебют Ахматовой на "башне" Вяч. Иванова. По свидетельству современников, "Вячеслав очень сурово прослушал ее стихи, одобрил только одно, об остальных промолчал, одно раскритиковал". Заключение "мэтра" было равнодушно-ироничным: "Какой густой романтизм..." В 1911 г., избрав литературным псевдонимом фамилию своей прабабки по материнской линии, она начала печататься в петербургских журналах, в том числе и в "Аполлоне". С момента основания "Цеха поэтов" стала его секретарем и деятельным участником. В 1912 г. вышел первый сборник Ахматовой "Вечер" с предисловием М. А. Кузмина. "Милый, радостный и горестный мир" открывается взору молодого поэта, но сгущенность психологических переживаний столь сильна, что вызывает чувство приближающейся трагедии. В фрагментарных зарисовках усиленно оттеняются мелочи, "конкретные осколки нашей жизни", рождающие ощущение острой эмоциональности. Эти стороны поэтического мировосприятия Ахматовой были соотнесены критиками с тенденциями, характерными для новой поэтической школы. В ее стихах увидели не только отвечающее духу времени преломление идеи Вечной женственности, уже не связанной с символическими контекстами, но и ту предельную "истонченность". психологического рисунка, которая стала возможна на излете символизма. Сквозь "милые мелочи", сквозь эстетическое любование радостями и печалями пробивалась творческая тоска по несовершенному — черта, которую С. М. Городецкий определил как "акмеистический пессимизм", тем самым еще раз подчеркнув принадлежность Ахматовой к определенной школе. Печаль, которой дышали стихи "Вечера", казалась печалью "мудрого и уже утомленного сердца" и была пронизана "смертельным ядом иронии", по словам Г. И. Чулкова, что давало основание возводить поэтическую родословную Ахматовой к И. Ф. Анненскому, которого Гумилев назвал "знаменем" для "искателей новых путей", имея в виду поэтов-акмеистов. Впоследствии Ахматова рассказывала, каким откровением было для нее знаком ство со стихами поэта, открывшего ей "новую гармонию". Линию своей поэтической преемственности Ахматова подтвердит стихотворением "Учитель" (1945) и собственным признанием: "Я веду свое начало от стихов Анненского. Его творчество, на мой взгляд, отмечено трагизмом, искренностью и художественной целостностью". "Четки" (1914), следующая книга Ахматовой, продолжала лирический "сюжет" "Вечера". Вокруг стихов обоих сборников, объединенных узнаваемым образом героини, создавался автобиографический ореол, что позволяло видеть в них то "лирический дневник", то "романлирику". По сравнению с первым сборником в "Четках" усиливается подробность разработки образов, углубляется способность не только страдать и сострадать душам "неживых вещей", но и принять на себя "тревогу мира". Новый сборник показывал, что развитие Ахматовой как поэта идет не по линии расширения тематики, сила ее — в глубинном психологизме, в постижении нюансов психологических мотивировок, в чуткости к движениям души. Это качество ее поэзии с годами усиливалось. Будущий путь Ахматовой верно предугадал ее близкий друг Н. В. Недоброво. "Ее призвание — в рассечении пластов", — подчеркнул он в статье 1915 г., которую Ахматова считала лучшей из написанного о ее творчестве. После "Четок" к Ахматовой приходит слава. Ее лирика оказалась близка не только "влюбленным гимназисткам", как иронично замечала Ахматова. Среди ее восторженных поклонников были поэты, только входившие в литературу, — М. И. Цветаева, Б. Л. Пастернак. Более сдержано, Но все же одобрительно отнеслись к Ахматовой А. А. Блок и В. Я. Брюсов. В эти годы Ахматова становится излюбленной моделью для многих художников и адресатом многочисленных стихотворных посвящений. Ее образ постепенно превращается в неотъемлемый символ петербургской поэзии эпохи акмеизма. В годы первой мировой войны Ахматова не присоединила свой голос к голосам поэтов, разделявших официальный патриотический пафос, однако она с болью отозвалась на трагедии военного времени ("Июль 1914", "Молитва" и др.). Сборник "Белая стая", вышедший в сентябре 1917 г., не имел столь шумного успеха, как предыдущие книги. Но новые интонации скорбной торжественности, молитвенностн, сверхличное начало разрушали привычный стереотип ахматовской поэзии, сложившийся у читателя ее ранних стихов. Эти изменения уловил О. Э. Мандельштам, заметив: "Голос отречения крепнет все более и более в стихах Ахматовой, и в настоящее время ее поэзия близится к тому, чтобы стать одним из символов величия России". После Октябрьской революции Ахматова не покинула Родину, оставшись в "своем краю глухом и грешном". В стихотворениях этих лет (сборники "Подорожник" и "Anno Domini MCMXXI", оба — 1921 года) скорбь о судьбе родной страны сливается с темой отрешенности от суетности мира, мотивы "великой земной любви" окрашиваются настроениями мистического ожидания "жениха", а понимание творчества как божественной благодати одухотворяет размышления о поэтическом слове и призвании поэта и переводит их в "вечный" план. В 1922 г. М. С. Шагинян писала, отмечая глубинное свойство дарования поэта: "Ахматова с годами все больше умеет быть потрясающе-народной, без всяких quasi, без фальши, с суровой простотой и с бесценной скупостью речи". С 1924 г. Ахматову перестают печатать. В 1926 г. должно было выйти двухтомное собрание ее стихотворений, однако издание не состоялось, несмотря на продолжительные и настойчивые хлопоты. Только в 1940 г. увидел свет небольшой сборник "Из шести книг", а два следующих — в 1960-е годы ("Стихотворения", 1961; "Бег времени", 1965). Начиная с середины 1920-х годов Ахматова много занимается архитектурой старого Петербурга, изучением жизни и творчества А. С. Пушкина, что отвечало ее художественным устремлениям к классической ясности и гармоничности поэтического стиля, а также было связано с осмыслением проблемы "поэт и власть". В Ахматовой, несмотря на жестокость времени, неистребимо жил дух высокой классики, определяя и ее творческую манеру, и стиль жизненного поведения. В трагические 1930 — 1940-е годы Ахматова разделила судьбу многих своих соотечественников, пережив арест сына, мужа, гибель друзей, свое отлучение от литературы партийным постановлением 1946 г. Самим временем ей было дано нравственное право сказать вместе со "стомилльонным народом": "Мы ни единого удара не отклонили от себя". Произведения Ахматовой этого периода — поэма "Реквием" (1935? в СССР опубликована в 1987 г.), стихи, написанные во время Великой Отечественной войны, свидетельствовали о способности поэта не отделять переживание личной трагедии от понимания катастрофичности самой истории. Б. М. Эйхенбаум важнейшей стороной поэтического мировосприятия Ахматовой считал "ощущение своей личной жизни как жизни национальной, народной, в которой все значительно и общезначимо". "Отсюда, — замечал критик, — выход в историю, в жизнь народа, отсюда — особого рода мужество, связанное с ощущением избранничества, миссии, великого, важного дела..." Жестокий, дисгармонический мир врывается в поэзию Ахматовой и диктует новые темы и новую поэтику: память истории и память культуры, судьба поколения, рассмотренная в исторической ретроспективе... Скрещиваются разновременные повествовательные планы, "чужое слово" уходит в глубины подтекста, история преломляется сквозь "вечные" образы мировой культуры, библейские и евангельские мотивы. Многозначительная недосказанность становится одним из художественных принципов позднего творчества Ахматовой. На нем строилась поэтика итогового произведения — "Поэмы без героя" (1940 — 65), которой Ахматова прощалась с Петербургом 1910-х годов и с той эпохой, которая сделала ее Поэтом. Творчество Ахматовой как крупнейшее явление культуры XX в. получило мировое признание. В 1964 г. она стала лауреатом международной премии "Этна-Таормина", в 1965 г. — обладателем почетной степени доктора литературы Оксфордского университета. 5 марта 1966 г. Ахматова окончила свои дни на земле. 10 марта после отпевания в Никольском Морском соборе прах ее был погребен на кладбище в поселке Комарове под Ленинградом. Дата публикации: 08.02.2008 Прочитано: 1830 раз Ахматова А. Ахматова Анна Андреевна (1889-1966), - поэтесса. После того как в 1905 году семья родителей распалась, мать с детьми переехала в Евпаторию, оттуда в Киев. Там Ахматова окончила гимназию и в 1907 году поступила на юридический факультет Высших женских курсов в Киеве. В 1910 году вышла замуж за Н С. Гумилева. Вместе с ним была в 1910 и 1911 году в Париже, в 1912 - в Италии. В 1912 году родился единственный сын - Л. Н. Гумилев, известный историк и этнограф. По воспоминаниям Ахматовой, первые стихи она написала в 11 лет, но они не сохранились. Первое стихотворение было напечатано в 1907 году в парижском журнале "Сириус", издававшемся Н. С. Гумилевым, но затем последовал перерыв до 1911 года. Тогда Ахматова начинает регулярно печататься в петербургских и московских изданиях. В марте 1912 года выходит в свет первый сборник стихов под названием "Вечер". Здесь начинают проявляться черты, на многие годы определившие ее творческую репутацию: напряженность любовного чувства, соединение внешних примет времени с переживаниями героини, ориентация на современную разговорную речь. "Вечер" имел значительный успех, но подлинная известность пришла к поэтессе после выхода в свет сборника стихов "Четки" (1914). Несмотря на неблагоприятную ситуацию (через несколько месяцев началась война), "Четки" приобрели большую популярность. В ранней поэзии Ахматовой отчетливо прослеживается как отталкивание от многих особенностей творчества, выработанных символизмом, так и продолжение тех традиций, которые сделали символизм наиболее заметным поэтическим течением начала XX века. Стихи Ахматовой избегают экзотичности и романтической "всеобщности" в описании примет действительности, заменяя их предельной конкретностью описаний, теснейшим образом связанных с повседневной жизнью. Чувствуется связь поэзии Ахматовой с поэтическими принципами крупнейших поэтов русского символизма, особенно Блока, что было подчеркнуто поэтессой в дарственной надписи на сборнике "Четки", поднесенном Блоку: От тебя приходила ко мне тревога И уменье писать стихи. Принадлежа к числу поэтов-акмеистов и, развивая многие принципы акмеизма в своих стихах, Ахматова в то же время тяготится дисциплиной, царящей в их рядах. Но при этом внутренние принципы поэзии Ахматовой все более и более стремятся к заложенному в акмеизме тяготению реализовать имеющие в слове возможности расширить историко-культурное богатство. Третий сборник стихов Ахматовой "Белая стая" (1917) отличается расширением тематического репертуара поэтессы. В этой книге заметное место стали занимать темы, касающиеся не только личных переживаний, но и теснейшим способом связанные с событиями войны и приближающейся революции. В стихотворениях происходит решительное изменение поэтической манеры Ахматовой, на смену интонациям живого разговора приходят интонации одические, пророческие, что влечет и смену в стиховом плане. Вместе с тем поэзия времени "Белой стаи" все больше и больше насыщается цитатами из лирики пушкинской поры. Это позволяет выделить в творчестве Ахматовой особый "пушкинский слой", который со временем становится все более насыщенным. В поэзии Ахматовой находим отклики и на события современности, особенно политические. Особое место среди этих откликов занимают стихи, написанные вскоре после Октябрьской революции. В стихотворении "Когда в тоске самоубийства..." (1917), которое в поздней редакции начинается строкой "Мне голос был. Он звал утешно...", открыто говорится о неприятии поэтессой революционных событий, но одновременно с этим - о невозможности оставить Родину, оказаться вдали от нее в дни испытаний. В 1918-1923 годах поэзия Ахматовой пользовалась большим успехом, ее стихи многократно переиздавались, но в середине 20-х годов началось многолетнее молчание, длившееся до середины 30-х годов. Стихи, написанные Ахматовой между 1917 и 1941 годами, наглядно показывают, что не сразу, не вдруг ее лирическая муза освоилась с новой действительностью, начала звучать в унисон с чувствами, которыми жил народ в бурную первую четверть века своей послеоктябрьской эпохи. Лирика Ахматовой безраздельно принадлежит своей эпохе, вобрала ее в себя. Время щедро одарило ее счастьем и горем, восторженным вниманием поклонников ее таланта и несправедливо суровыми обвинениями во враждебности ее музы народу, радостью дружбы и чувством горестного одиночества. В 1935 году был арестован сын Ахматовой Лев Николаевич Гумилев. Анна Андреевна провела семнадцать месяцев в тюремных очередях (сын арестовывался трижды - в 1935, 1938 и 1949 годах) Вместе со всем народом переживала поэтесса трагедию сталинских репрессий И когда одна из женщин, стоявшая рядом с ней, спросила шепотом: "А это вы можете описать?", Ахматова ответила: "Могу". Так рождались стихотворения, вместе составившие "Реквием". Поэма - это и лирический дневник очевидца эпохи, и произведение разительной художественной силы, бездонное по своей глубине. Цикл "Реквием" не существует в поэзии поэтессы изолированно. Мир поэзии Ахматовой - мир трагедийный. Мотивы беды, трагедии в ранней поэзии воплощаются как мотивы личные. ("Колыбельная" (1915), "Клевета" (1922), "Заболеть бы как следует в жгучем бреду " (1922), "Если плещется лунная жуть ." (1928) и др.). В свете следующих событий в жизни страны и в жизни Ахматовой многие мотивы перечисленных стихотворений выглядят как предчувствие и предсказание. Начиная с 30-х годов трагедийные темы у Ахматовой становятся общезначимыми Вариации тем "Реквиема" находим в ее поэзии с конца 30-х годов. Спустя два десятилетия после завершения работы поэме был предпослан эпиграф, в котором позиция Ахматовой в жизни и в поэзии получила строгую и лаконичную характеристику: Нет, и не под чуждым небосводом, И не под защитой чуждых крыл, - Я была тогда с моим народом Там, где мой народ, к несчастью, был. Дважды повторяющееся слово чуждый дважды перечеркивается словами мой народ: прочность слияния судеб народа и его поэта проверяется общим для них несчастьем. Подробности происходящего воспроизводятся с обычной для Ахматовой достоверностью Правда жизни в стихах нигде не нарушается ни в большом, ни в малом. В поэме прорывается крик боли, но предпочтение отдается слову, сказанному негромко, сказанному шепотом - так, как говорили в той страшной очереди. "Реквием" звучит как заключительное обвинение по делу о страшных злодеяниях. Но обвиняет не поэт, а время. Вот почему так величаво, - внешне спокойно, сдержанно - звучат заключительные строки поэмы, где поток времени выносит к памятнику всем безвинно погибшим, но еще и тем, в чьих жизнях горестно отразилась их гибель: "И голубь тюремный пусть гулит вдали, И тихо идут по реке корабли". Любить Родину было для Ахматовой совсем не просто: именно на родной земле приходилось ей испытывать ни с чем не сравнимые муки. Можно только поражаться тому, что гонимая, обливаемая потоками клеветы, испытывающая ужас беззащитности перед обрушившимся на нее горем, Ахматова не бросила ни единого упрека Отчизне. Важнейшим рубежом на творческом пути Ахматовой стал 1941 год - начало Великой Отечественной войны. Война застала Ахматову в Ленинграде, который к осени стал фронтовым городом, и поэтесса, как и все ленинградцы, пронесла сквозь 900 дней блокады невиданные в истории человечества мужество и стойкость. Любовь к России спасла поэтессу в 1917 году от соблазна уехать за границу, в эмиграцию. Любовь к родной земле, любовь, укрепленная опытом и мудростью прожитых трудных лет, ввела русскую поэтессу Анну Ахматову в круг русских советских поэтов. Замкнутая отрешенность интимно-лирической темы, свойственная всем этапам творческого пути Ахматовой в довоенные годы, отступает перед горячей патриотической, общественной взволнованностью, уступает место благородному .гуманизму человека, потрясенного судьбой родины, участью своих сограждан, их страданиями и болью ("Клятва", "Мужество", "Победа", "Победителям", "Третью весну встречаю вдали. ", "Я не была здесь лет семьсот...", "С самолета") Говоря о стихах Ахматовой, написанных в военное время, отмечая и выделяя их гражданский и патриотический пафос, было бы неправильно умолчать о том, что в эти же годы и месяцы нередко, как отзвуки прошлого, прорывались стихи, продиктованные отчаянием и острым ощущением трагического одиночества. Но тот прорыв в большой мир народной жизни, выражением которого была патриотическая лирика Ахматовой 1941-1945 годов, не прошел бесследно в ее творческой биографии. Как закономерное продолжение патриотической лирики военных лет прозвучали в иное, мирное время написанные в 50-е годы стихи "Говорят дети", "Песня мира", "Приморский парк Победы". Одновременно с поэзией Ахматова занималась переводами мировой поэтической классики, народной поэзии, стихов современных поэтов. Значительными произведениями последнего творческого периода были "Поэма без героя", "Путем всея земли", цикл "Северные элегии". Как итог сложно прожитой жизни звучат заключительные строки автобиографии, написанные Ахматовой в предисловии к изданному в 1961 году сборнику стихов: "Я не переставала писать стихи. Для меня в них - связь моя с временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных". Дата публикации: 08.02.2008 Прочитано: 2086 раз Астафьев В.П. - 2 Виктор Петрович Астафьев (1.05.1924 — 29.11.2001) 1 мая 1924 года в селе Овсянка, что на берегу Енисея, недалеко от Красноярска, в семье Петра Павловича и Лидии Ильиничны Астафьевых родился сын Виктор. В семь лет мальчик потерял мать - она утонула в реке, зацепившись косой за основание боны. В. П. Астафьев никогда не привыкнет к этой потере. Все ему "не верится, что мамы нет и никогда не будет". Заступницей и кормилицей мальчика становится его бабушка - Екатерина Петровна. С отцом и мачехой Виктор переезжает в Игарку - сюда выслан с семьей раскулаченный дед Павел. "Диких заработков", на которые рассчитывал отец, не оказалось, отношения с мачехой не сложились, она спихивает обузу в лице ребенка с плеч. Мальчик лишается крова и средств к существованию, бродяжничает, затем попадает в детдом- интернат. "Самостоятельную жизнь я начал сразу, безо всякой подготовки", - напишет впоследствии В. П. Астафьев. Учитель школы-интерната сибирский поэт Игнатий Дмитриевич Рождественский замечает в Викторе склонность к литературе и развивает ее. Сочинение о любимом озере, напечатанное в школьном журнале, развернется позднее в рассказ "Васюткино озеро". Окончив школу-интернат, подросток зарабатывает себе на хлеб в станке Курейка. "Детство мое осталось в далеком Заполярье, - напишет спустя годы В. П. Астафьев. - Дитя, по выражению деда Павла, "не рожено, не прошено, папой с мамой брошено", тоже куда-то девалось, точнее - откатилось от меня. Чужой себе и всем, подросток или юноша вступал во взрослую трудовую жизнь военной поры". Собрав денег на билет, Виктор уезжает к Красноярск, поступает и ФЗО. "Группу и профессию в ФЗО я не выбирал -- они сами меня выбрали", расскажет впоследствии писатель. Окончив учебу, он работает составителем поездов на станции Базаиха под Красноярском. Осенью 1942 года Виктор Астафьев добровольцем уходит в армию, а весной 1943 года попадает на фронт. Воюет на Брянском. Воронежском и Степном фронтах, объединившихся затем в Первый Украинский. Фронтовая биография солдата Астафьева отмечена орденом Красной Звезды, медалями "За отвагу", "За победу над Германией" и "За освобождение Польши". Несколько раз он был тяжело ранен. Осенью 1945 года В. П. Астафьев демобилизуется из армии н вместе со своей женой -- рядовой Марией Семеновной Корякиной приезжает па ее родину -- город Чусовой на западном Урале. По состоянию здоровья Виктор уже не может вернуться к своей специальности и, чтобы кормить семью, работает слесарем, чернорабочим, грузчиком, плотником, мойщиком мясных туш, вахтером мясокомбината. В марте 1947 года в молодой семье родилась дочка. В начале сентября девочка умерла от тяжелой диспепсии, -- время было голодное, у матери не хватало молока, а продовольственных карточек взять было неоткуда. В мае 1948 года у Астафьевых родилась дочь Ирина, а в марте 1950 года - сын Андрей. В 1951 году, попав как-то на занятие литературного кружка при газете "Чусовской рабочий", Виктор Петрович за одну ночь написал рассказ "Гражданский человек"; впоследствии он назовет его "Сибиряк". С 1951 но 1955 год Астафьев работает литературным сотрудником газеты "Чусовской рабочий. В 1953 году в Перми выходит его первая книжка рассказов - "До будущей весны", а в 1955 году вторая - "Огоньки". Это рассказы для детей. В 1955-1957 годах он пишет роман "Тают снега", издает еще две книги для детей: "Васюткино озеро" (1956) и "Дядя Кузя, куры, лиса и кот" (1957), печатает очерки и рассказы в альманахе "Прикамье", журнале "Смена", сборниках "Охотничьи были" и "Приметы времени". С апреля 1957 года Астафьев - спецкор Пермского областного радио. В 1958 году увидел свет его роман "Тают снега". В. П. Астафьева принимают в Союз писателей РСФСР. В 1959 году его направляют на Высшие литературные курсы при Литературном институте имени М. Горького. Два года он учится в Москве. Конец 50-х годов отмечен расцветом лирической прозы В. П. Астафьева. Повести "Перевал" (1958-1959) и "Стародуб" (1960), повесть "Звездопад", написанная на одном дыхании всего за несколько дней (1960), приносят ему широкую известность. В 1962 году семья переехала в Пермь, а в 1969 году - в Вологду. 60-е годы чрезвычайно плодотворны для писателя: написана повесть "Кража" (1961-1965), новеллы, составившие впоследствии повесть в рассказах "Последний поклон": "Зорькина песня" (1960), "Гуси в полынье" (1961), "Запах сена" (1963), "Деревья растут для всех" (1964), "Дядя Филипп - судовой механик" (1965), "Монах в новых штанах" (1966), "Осенние грусти и радости" (1966), "Ночь темная- темная" (1967), "Последний поклон" (1967), "Где-то гремит война" (1967), "Фотография, на которой меня нет" (1968), "Бабушкин праздник" (1968). В 1968 году повесть "Последний поклон" выходит в Перми отдельной книгой. В вологодский период жизни В. П. Астафьевым созданы две пьесы: "Черемуха" и "Прости меня". Спектакли, поставленные по этим пьесам, шли па сцене ряда российских театров. Еще в 1954 году Астафьев задумал повесть "Пастух и пастушка. Современная пастораль" - "любимое свое детище". А осуществил свой замысел почти через 15 лет - в три дня, "совершенно обалделый и счастливый", написав "черновик в сто двадцать страниц" и затем шлифуя текст. Написанная в 1967 году, повесть трудно проходила в печати и впервые была опубликована в журнале "Наш современник", № 8, 1971 г. Писатель возвращался к тексту повести в 1971 и 1989 годах, восстановив снятое по соображениям цензуры. В 1975 году за повести "Перевал", "Последний поклон", "Кража", "Пастух и пастушка" В. П. Астафьеву была присуждена Государственная премия РСФСР имени М. Горького. В 60-е же годы B. П. Астафьевым были написаны рассказы "Старая лошадь" (1960), "О чем ты плачешь, ель" (1961). "Руки жены" (1961), "Сашка Лебедев" (1961), "Тревожный сон" (1964), "Индия" (1965), "Митяй с землечерпалки" (1967), "Яшка-лось" (1967), "Синие сумерки" (1967), "Бери да помни" (1967), "Ясным ли днем" (1967), "Русский алмаз" (1968), "Без последнего" (1968). К 1965 году начал складываться цикл затесей -- лирических миниатюр, раздумий о жизни, заметок для себя. Они печатаются в центральных и периферийных журналах. В 1972 году "Затеси" выходят отдельной книгой в издательстве "Советский писатель" - "Деревенское приключение". "Песнопевица", "Как лечили богиню", "Звезды и елочки", "Тура", "Родные березы", "Весенний остров", "Хлебозары", "Чтобы боль каждого...", "Кладбище", "И прахом своим". "Домский собор", "Видение", "Ягодка", "Вздох". К жанру затесей писатель постоянно обращается в своем творчестве. В 1972 году В. П. Астафьев пишет свое "радостное детище" - "Оду русскому огороду". С 1973 года в печати появляются рассказы, составившие впоследствии знаменитое повествование в рассказах "Царь-рыба": "Бойе", "Капля", "У золотой карги", "Рыбак Грохотало", "Царь-рыба", "Летит черное перо", "Уха на Боганиде", "Поминки", "Туруханская лилия", "Сон о белых горах", "Нет мне ответа". Публикация глав в периодике - журнале "Наш современник" - шла с такими потерями в тексте, что автор от огорчений слег в больницу и с тех нор больше никогда не возвращался к повести, не восстанавливал и не делал новых редакций. Лишь много лет спустя, обнаружив в своем архиве пожелтевшие от времени страницы снятой цензурой главы "Норильцы", опубликовал ее в 1990 году в том же журнале под названием "Не хватает сердца". Впервые "Царь-рыба" была опубликована в книге "Мальчик в белой рубахе", вышедшей в издательстве "Молодая гвардия" в 1977 году. В 1978 году за повествование в рассказах "Царь-рыба" В. П. Астафьев был удостоен Государственной премии СССР. В 70-е годы писатель вновь обращается к теме своего детства - рождаются новые главы к "Последнему поклону": опубликованы "Пир после победы" (1974), "Бурундук на кресте" (1974), "Карасиная погибель" (1974), "Без приюта" (1974), "Сорока" (1978), "Приворотное зелье" (1978), "Гори, гори ясно" (1978), "Соевые конфеты" (1978). Повесть о детстве - уже в двух книгах - выходит в 1978 году в издательстве "Современник". С 1978 по 1982 год В. П. Астафьев работает над повестью "Зрячий посох", изданной только в 1988 году. В 1991 году за эту повесть писатель был удостоен Государственной премии СССР. В 1980 году Астафьев переехал жить на родину - в Красноярск. Начался новый, чрезвычайно плодотворный период его творчества. В Красноярске и в Овсянке - деревне его детства - им написаны роман "Печальный детектив" (1985) и такие рассказы, как "Медвежья кровь" (1984), "Жизнь прожить" (1985), "Вимба" (1985), "Светопреставление" (1986), "Слепой рыбак" (1986), "Ловля пескарей в Грузии" (1986), "Тельняшка с Тихого океана" (1986), "Голубое поле под голубыми небесами" (1987), "Улыбка волчицы" (1989), "Мною рожденный" (1989), "Людочка" (1989), "Разговор со старым ружьем" (1997). В 1989 году В. П. Астафьеву присвоено звание Героя Социалистического Труда. 17 августа 1987 года скоропостижно умирает дочь Астафьевых Ирина. Ее привозят из Вологды и хоронят на кладбище в Овсянке. Виктор Петрович и Мария Семеновна забирают к себе маленьких внуков Витю и Полю. Жизнь на родине всколыхнула воспоминания и подарила читателям новые рассказы о детстве - рождаются главы: "Предчувствие ледохода", "Заберега", "Стряпухина радость", "Пеструха", "Легенда о стеклянной кринке", "Кончина", и в 1989 году "Последний поклон" выходит в издательстве "Молодая гвардия" уже в трех книгах. В 1992 году появляются еще две главы - "Забубенная головушка" и "Вечерние раздумья". "Животворящий свет детства" потребовал от писателя более тридцати лет творческого труда. На родине В. П. Астафьевым создана и его главная книга о войне - роман "Прокляты и убиты": часть первая "Чертова яма" (1990-1992) и часть вторая "Плацдарм" (1992-1994), отнявшая у писателя немало сил и здоровья и вызвавшая бурную читательскую полемику. В 1994 году "за выдающийся вклад в отечественную литературу" писателю была присуждена Российская независимая премия "Триумф". В 1995 году за роман "Прокляты и убиты" В. П. Астафьев был удостоен Государственной премии России. С сентября 1994-го по январь 1995-го мастер слова работает над новой повестью о войне "Так хочется жить", а в 1995-1996 годах пишет - тоже "военную" - повесть "Обертон", в 1997 году он завершает повесть "Веселый солдат", начатую в 1987 году, - война не оставляет писателя, тревожит память. Веселый солдат - это он, израненный молодой солдат Астафьев, возвращающийся с фронта и примеривающийся к мирной гражданской жизни. В 1997-1998 годах в Красноярске осуществлено издание Собрания сочинений В. П. Астафьева в 15 томах, с подробными комментариями автора. В 1997 году писателю присуждена Международная Пушкинская премия, а в 1998 году он удостоен премии "За честь и достоинство таланта" Международного литфонда. В конце 1998 года В. П. Астафьеву присуждена премия имени Аполлона Григорьева Академии русской современной словесности. "Ни дня без строчки" - это девиз неутомимого труженика, истинно народного писателя. Вот и сейчас на его столе - новые затеси, любимый жанр - и новые замыслы в сердце. Дата публикации: 08.02.2008 Прочитано: 5032 раз Астафьев В.П. - 1 Астафьев Виктор Петрович (1924 - 2001 гг.) - прозаик. Виктор Астафьев родился в Красноярском крае и сейчас живет на своей родине в городе Красноярске. Детство писателя было трудным. Мальчику было всего лишь семь лет, когда погибла его мать. Она утонула в Енисее. Памяти матери, Лидии Ильиничны, он посвятит повесть "Перевал". Астафьев побывал даже в беспризорниках, воспитывался в детдоме. Здесь добрые, умные учителя пробудили в нем интерес к писательству. Одно его школьное сочинение признали лучшим. У этого сочинения очень характерное название: "Жив!" Позже события, описанные в нем, предстали в рассказе "Васюткино озеро". Разумеется, в новой форме, по-писательски. Весной 1943 года рабочий Виктор Астафьев уже на фронте, на передовой. Воинское звание - рядовой. И так до самой победы: шофер, артразведчик, связист. После войны будущий писатель сменил много профессий, метался, как он сам скажет, по разным работам, пока в 1951 году в газете ?Чусовской рабочий" не был опубликован первый рассказ, и стал он газетным, литературным сотрудником. Отсюда и начинается его собственно творческая биография. Потом он закончил Высшие литературные курсы, а в середине пятидесятых годов известный критик Александр Макаров уже говорил о признании Астафьева как писателя и точно обозначил основные творческие устремления художника: "размышление о нашей жизни, о назначении человека на земле и в обществе и его нравственных устоях, о народном русском характере... по натуре своей он моралист и поэт человечности". Произведения, созданные Астафьевым, хорошо известны. Это книги о войне, о мире, о детстве, многочисленные рассказы и повести "Перевал", "Стародуб", "Кража", "Звездопад", "Пастух и пастушка", "Последний поклон". Настоящим событием в литературе стало произведение "Царь-рыба. Повествование в рассказах" (1972-1975). Автор - не любопытствующий собиратель географических сведений, а человек, с детства изведавший суровую печаль северной земли и не забывший, не разуверившийся в ее красоте и правде. И один из ведущих героев "Повествования" - Аким, Акимка, "пана? - родился и вырос в Заполярье, а потому хорошо знает его. Многое в повести вызывает восхищение. Живопись, богатство красок, размах, буйство и удаль языка, дар реалистического описания создают высшую достоверность. Талант создания характеров столь колоритных и зримых, что, кажется, стоит поехать - и встретишь их на берегах Енисея: Акимку, Колю, Командора, Грохотало... "Царь-рыба? написана в открытой, свободной, раскованной манере. Прямой, честный, безбоязненный разговор о проблемах актуальных и значимых: об утверждении и совершенствовании разумных связей современного человека и природы, о мере и целях нашей активности в "покорении" природы. Это проблема не только экологическая, но и нравственная; как сделать, чтобы сохранить и приумножить земное богатство, как спасти и обогатить красоту природы. Сознание серьезности этой проблемы необходимо каждому, чтобы не истоптать, не повредить природу и себя огнем бездушия и глухоты. Тупым браконьерством Грохотало и Командора или холодным рассудочным эгоизмом Гоги Герцева. Моральный спор между Гогой Герцевым и Акимом - это не просто спор двух слишком разных людей, он отражает столкновение бездушно-потребительского и гуманного, милосердного отношения к природе, ко всему живущему на земле. Писатель утверждает: кто безжалостен, жесток к природе, тот безжалостен, жесток и к человеку. Страстный протест вызывает у писателя бездушно-потребительское обращение с природой, хищническое поведение человека в тайге, на реке. Мир природы таит в себе и дух справедливого возмездия. О нем взывает страдание Царь-рыбы, израненной человеком. Внимание автора сосредоточено на людях, их судьбах, страстях и заботах. В повести много героев: добрых и злых, справедливых и вероломных, работников рыбнадзора и браконьеров. Писатель не судит их, даже самых закоренелых, он заботится об их душевном исцелении. Автор выступает с позиций добра, он остается поэтом человечности, в нем живет необыкновенное ощущение цельности и взаимосвязанности всего живого на земле, настоящего и будущего, сегодняшнего и завтрашнего. Будущее - это дети. Вот почему такая озабоченность: "Вот долдоним: дети - счастье, дети - радость, дети - свет в окошке! Но дети - это еще и мука наша! Вечная наша тревога! Дети - это наш суд на миру, наше зеркало, в котором совесть, ум, честность, опрятность нашу - всю наголо видать. Дети могут нами закрыться, мы ими - никогда". Вспомним рассказ "Уха на Боганиде". Из памяти прошлого, из дальних голубых пространств возникает этот островок жизни на северной земле. Послевоенное время. Бедно, скудно живут люди. С беспощадной правдивостью выписывает Астафьев быт рыбаков. Но нигде, ни единой строчкой автор не взывает к чувствам горечи и печали. Напротив, повествование согрето любовью и доверием к людям трудной судьбы, которые артельно, сообща растили и согревали детей, закладывая в их души здоровую, трудовую мораль. В этом видит автор истинное течение жизни. Добро и справедливость прямо обращены к судьбе будущих поколений. В неистовой борьбе против всего темного, против бездушно-хищнического индивидуализма человек устроит свою жизнь с щедростью и любовью настоящего хозяина. И как поэтический символ стойкости в жизненной борьбе в повести живет скромный таежный цветок - туруханская лилия. "Туруханскую лилию не садили руками, не холили. Наливалась она студеным соком вечных снегов, нежили и стерегли ее уединение туманы, бледная ночь и незакатное солнце... Как было, что было - не угадать. Но я нашел цветок на далеком пустынном берегу Нижней Тунгуски. Он цветет и никогда уже не перестанет цвести в моей памяти". Дата публикации: 08.02.2008 Прочитано: 2255 раз Анненский И.Ф. Анненский Иннокентий Федорович (1855-1909) - поэт, переводчик, драматург, критик, педагог. Иннокентии Анненский в 1879 году окончил историко-филологический факультет Петербургского университета по специальности языкознание. В том же году он приступил к педагогической деятельности, которую не прекращал практически до самой смерти. В 80-х годах Анненский выступает в печати со статьями по филологии и педагогике, в которых он подчеркивает эстетико-воспитательное значение гуманитарных дисциплин, необходимость классической основы обучения. В 1901 году публикуется его первое художественное произведение - трагедия "Меланиппа - философ", в 1902 году - вторая трагедия, "Царь Иксион", в 1904 году он выпускает первый сборник стихов "Тихие песни", куда входят стихотворения разных лет и стихотворные переводы. Уже в этих первых поэтических произведениях Анненского звучит основная направленность его творчества - единство интеллектуального и нравственного начал. Лирический герой поэзии Анненского - интеллигент переходного периода рубежа веков, который чувствует несовершенство современности и ощущает бессилие что-либо изменить в ней. Отсюда чувство тоски, одиночества, печали, муки "больной совести" героя стихотворений. Обычно творчество Анненского рассматривают в соотнесенности с литературой русского символизма. Но поэт никогда не принадлежал к символистской школе. Символ у Анненского не являлся средством постижения сущности явлении и событий. Он служит способом соединения мира лирического героя с внешним миром. Анненский умело и точно использовал в своей поэзии широкий диапазон русской лексики - от церковных до разговорных слов. Это давало повод некоторым критикам упрекать его за "будничность", "прозаичность" поэтического языка. Для поэзии Анненского характерны гуманность позиции, литературная и общекультурная эрудиция и вместе с этим отсутствие назидательности, элитарности. Автор рассуждает о проблемах литературного творчества, о природе и задачах искусства, но избегает прямых ответов на поставленные вопросы. Вот почему для художественного стиля и поэзии Анненского характерны недосказанность, прерывистость, незавершенность. В драматических произведениях Анненский пытался осуществить принцип художественного мифотворчества, а формой художественного воплощения мифа поэт считал античную трагедию. Но, сохраняя миф как составляющий элемент в своих пьесах, Анненский не забывает и о проблемах современности. Он удачно соединяет классику и современность. В идейном, стилевом, ритмическом отношении поэзия Анненского в какой-то степени предвосхитила творчество Ахматовой, Мандельштама, Пастернака. Дата публикации: 08.02.2008 Прочитано: 1823 раз Андреев Л. В позднем дневнике Андреев, подытоживая свое творчество, несколько полемически, но весьма точно характеризует особенности собственного дара. Коренным качеством для него оказывается "нецельность", принципиальная несводимость к однозначному ответу, к оформленности и застылости, так необходимым критикам - оценщикам литературного качества всех времен и народов. "Кто знает меня из критиков? Кажется, никто. Любит? Тоже никто. Но некоторые читатели любят - если и не знают. Кто они? Либо больные, либо самоубийцы, либо близкие к смерти, либо помешанные. Люди, в которых перемешалось гениальное и бездарное, жизнь и смерть, здоровье и болезнь, такая же помесь, как и я. В каком бы то ни было смысле цельный человек ненавидит меня-писателя или боится. Может быть, и потому, что знает мою ненависть и страх перед его цельностью, хотя бы это была цельность Гете или Пушкина, или Брешко-Брешковского. Имя Леонида Андреева и по сею пору (после всех и всяческих культурно исторических реабилитации) так и не обрело устойчивый статус в пантеоне русской культуры двадцатого века. В самом деле, можно ли однозначно указать как на "андреевское" на одно из вакантных мест в ряду символистов Мережковский - Брюсов - Сологуб - Блок - Андрей Белый? Столь же сомнительным является присутствие писателя в колонне реалистов знаньевцев Горький-Куприн-Бунин-Вересаев. Хотя именно по-этому ведомству, из самых лучших побуждений, числили Андреева многие советские благожелатели литературоведы, когда об Андрееве-реалисте (с обычными оговорками о темных пятнах модернизма) можно было писать, а многое из его наследия можно было печатать. В андреевской судьбе много предчувствий, сбывшихся предощущений и пророчеств. Одним из самых ранних его произведений (полностью до сих пор так и не опубликованных) была сказка о двух друзьях - светлом ангеле Лейо и безобразном и злобном демоне Оро Лейо. Лейо просит за своего друга перед Иеговой, Оро прощают, но дух гордости и свободолюбия побеждают в Оро, и независимость и одиночество, еще более горькие из-за окончательной потери Лейо, оказываются более ценным даром для непокорного демона, чем райские пределы. Видимо, и сам Леонид Андреев по своей природе нестатичен, его беспокойный дух мается меж разными средами и стихиями, то сближаясь, то отдаляясь, все время колеблясь между ожиданием любви и братства и чаяниями свободы и одиночества. Неупокоенный дух этот до сих пор ощутим в его рассказах и пьесах. Леонид Николаевич Андреев родился 9 (21) августа 1871 г. в Орле. Вторая Пушкарная улица, до сих пор сохранившаяся вместе с домом, где он провел детство, полна своеобразного провинциального очарования, исконного российского тепла и скромного уюта. Пушкарная слобода останется в рассказах Андреева полюсом детскости, непосредственности, человеческой теплоты. Именно здесь могло произойти пасхальное единение двух огрубевших, но не потерявших искру Божию душ, о котором повествуется в знаменитом рассказе "Баргамот и Гараська". На Пушкарной мальчик - герой рассказа "Алеша-дурачок" испытывает первые потрясение и боль, при виде беззащитного и сирого ближнего своего. Именно здесь для Андреева-повествователя локализована истинно человеческая норма, в больших городах же природа людских отношений искажена. Нельзя, однако, сказать, что детство писателя было безоблачным: отец его, служащий банка, разорился и умер, не оставив семье сколь-нибудь достаточного состояния. В поздние гимназические и студенческие годы Андреев, который был старшим братом, должен был сам добывать себе хлеб и помогать семье. В 1891 г. Андреев поступает на юридический факультет Петербургского университета, в 1893 г. он учится уже в Московском университете. Молодой Андреев разделял многие верования своего поколения и одновременно очень рано стремился идти самостоятельным путем. Как и многие, он начинал круг своего "умственного" чтения с полузапретного нигилиста Писарева, зачитывался Шопенгауэром и Ницше. Но если других "русских мальчиков" в те годы привлекал и практический радикализм, то Андреев-студент демонстративно отстраняется от участия и в кружках самообразования и в "идейных" кружках, из которых был прямой путь в революционное подполье. "Метафизический бунт" в компании "орловских стариков" выражался исконным российским образом - через шумные и обильные возлияния (атмосферу этого времени очень ярко и сочно передает пьеса "Дни нашей жизни"). После окончания университета в 1897 г. Андреев недолгое время служит присяжным поверенным, но вскоре возможность работать судебным репортером в газете "Курьер" окончательно определяет его жизненный выбор. Достаточно быстро Андреев становится ведущим фельетонистом этой газеты а 5 апреля 1898 г. появляется здесь и его рассказ - "Баргамот и Гараська" от которого сам писатель ведет отчет своего литературного творчества (более ранние опубликованные опыты он никогда не включал в свои сборники и собрания сочинений). Литературный дебют в "Курьере" сблизил Андреева с М. Горьким, под человеческим и творческим обаянием которого Андреев находился многие годы и разрыв с которым в 1907 г. переживал крайне болезненно. Горький ввел Андреева в литературный кружок "Среда" и стал крестным отцом первого сборника андреевских рассказов, появившихся в 1901 г. Этот сборник имел неслыханный успех. С 1901 г. по 1906 г. он выдержал двенадцать изданий. Пришли слава и богатство. Уже в 1902 г. в продаже появились почтовые открытки с фотографией молодого беллетриста. В феврале 1902 г. произошло другое, не менее знаменательное в жизни Андреева событие - женитьба на Александре Велигорской, которой предшествовало многолетнее ухаживание. От этого счастливейшего брака у Андреева появилось два сына - Вадим, в будущем талантливый журналист и писатель (большую часть своей жизни проведший за рубежом), и Даниил - один из самых своеобразных поэтов мистиков и философов XX века (он в сталинскую эпоху остался по эту сторону российской границы и потому значительную часть жизни провел в тюрьмах и лагерях). Личное благополучие никак не отражалось на трагической направленности дара Андреева. Он становится тончайшим барометром тех тектонических сдвигов в социальном и духовном бытии России, которые он умел распознавать едва ли не раньше всех. Он первым заговорил о болезненных проблемах пола, о ситуациях, в которых человек выступает одновременно в ангельской и звериной ипостасях (рассказы "Бездна" и "В тумане" - 1903 г.) В 1904 г. вышла повесть "Жизнь Василия Фивейского", в которой история библейского Иова проецировалась на тревожную российскую почву того времени. Русский Иов оказался бунтарем-богоборцем. Произведение "Красный смех" отразило в невиданных доселе стилевых формах (субъективных, истерически-изломанных, кричащих) события русско-японской войны 1904 - 1905 г.г. Андреев был первым и здесь - лишь через несколько лет эта манера стала называться "экспрессионизмом" и оказалась одним из характернейших явлений в духовной жизни первой трети нашего столетия. В 1906 - 1908 г.г. появляются пьесы "Жизнь Человека" и "Царь Голод", справедливо считающиеся первыми экспрессионистскими опытами в мировой драматургии. В своем раннем дневнике, 1 августа 1891 г. Андреев записывает: "Итак, я хочу быть известным, хочу приобрести славу, хочу, чтобы мне удивлялись, чтобы преклонялись перед моим умом и талантом. Всего этого очень трудно добиться, но данные у меня есть. Я говорю про ум и про известные убеждения, благодаря которым я могу почитаться истинным сыном своего века. Я хочу написать такую вещь, которая собрала бы воедино и оформила те неясные стремления, те полусознательные мысли и чувства, которые составляют удел настоящего поколения. < ... > Я хочу показать, что вся жизнь человека с начала до конца есть сплошной бессмысленный самообман, нечто чудовищное, понять которое - значит убить себя. Я хочу показать, как несчастен человек, как до смешного глупо его устройство, как смешны и жалки его стремления к истине, к идеалу, к счастью. Я хочу показать несостоятельность тех фикций, которыми человечество до сих пор поддерживало себя: Бог, нравственность, загробная жизнь, бессмертие души, общечеловеческое счастье и т. д. Я хочу показать, что одна только смерть дает и счастье, и равенство, и свободу, что только в смерти истина и справедливость, что вечно одно только "не быть" и все в мире сводится к одному, и это одно вечное, неизбежное есть смерть. Я хочу быть апостолом самоуничтожения. Я хочу в своей книге подействовать на разум, на чувства, на нервы человека, на всю его животную природу. Я хотел бы, чтобы человек бледнел от ужаса, читая мою книгу, чтобы она действовала на него как дурман, как страшный сон, чтобы она сводила людей с ума, чтобы они ненавидели, проклинали меня, но все-таки читали...и убивали себя. Мне хочется потешиться над человечеством, хочется вволю посмеяться над его глупостью, эгоизмом, над его легковерием. И когда хоть один человек, прочитавший мою книгу, убьет себя - я сочту себя удовлетворенным и могу умереть сам спокойно. Я буду знать тогда, что не умрет семя, брошенное мною, потому что почвой его служит то, что никогда не умирает - человеческая глупость". В этой горькой и ультрапессимистической юношеской браваде есть и нечто провидческое. Андреев не стал "апостолом самоуничтожения" (вспомним, между прочим, что в свое время им невольно оказался Гете, автор "Страданий юного Вертера", породивших эпидемию самоубийств среди разочарованного юношества). Он не стал и певцом смерти, подобно поэту-символисту Федору Сологубу, для которого смерть - "утешительница", прекрасная и вечно юная невеста, а обручение с ней сулит освобождение от земного плена. Андреев не стал русским продолжателем Ницше, хотя многие идеи и темы немецкого философа (как и его старшего собрата - Шопенгауэра) отразились в его писаниях. В отличие от многих писателей-современников, Андреев так и не сделался искусителем и - это очень важно - всегда сам оставался искушаемым (даже опыты самоубийства он ставил на себе, а сама дневниковая запись, видимо, предваряет одну из этих попыток). В вышеприведенном отрывке провинциальный гимназист сумел предсказать главное - то, что он станет выразителем мыслей и чувств, составляющих "удел настоящего поколения". Родившись в смутную годину, Андреев оказался гениальным воспринимателем, медиатором, конденсатором боли России и ее страхов перед зловещим и неведомым будущим. В этом - источник его таланта и популярности, его силы и слабости как писателя. Как писатель-философ, вопрошающий бытие, он выбрал минимальнейшую, наиболее опасную дистанцию между собой и Тем, кого он вопрошал, и потому часто оказывался беззащитным. Поражение первой русской революции совпало с самой глубокой личной трагедией Андреева - смертью жены Александры в декабре 1906 г. В начале этого года Андреевым написан "Елеазар", рассказ, трагическая тема которого все-таки разрешается концовкой, вселяющей надежду. Божественный Август, хотя и ценой собственного душевного опустошения, побеждает Елеазара, принесшего с собой из могилы потусторонний холод и абсолютное отрицание жизни. Через год был написан "Иуда Искариот", рассказ, в котором человеку и человечеству, предавшему своего Спасителя, уже не оставлено никакой надежды. Андреев позже вспоминал о парадоксальной собственной отстраненности во время создания одного из самых сильных своих произведений: "Иуда Искариот" написан на Капри, через три-четыре месяца после смерти Шуры, когда моя мысль вся была порабощена образом ее болезни и смерти. Трудно передать всю степень насилия, которое я употребил над собой. Уже сидя за работою, я не мог ни на минуту отлучиться от стола, встать за папиросой; отойдя я немедленно забывал, что я занят и пишу, долго ходил и думал о Шуре, пока случайно с удивлением не натыкался на стол. <... > Так, почти бессмысленно я исписал около сорока страниц, которые и уничтожил; но за это время все же создавалась привычка, которая позволила дальнейшую работу вести более нормально - но опять-таки при полном отсутствии мысли". Чуть позже писалась повесть "Мои записки" - о человеке, полюбившем свою тюрьму. Современники Андреева и писавшие о ней позже исследователи усматривали в этой парадоксальной исповеди многие и разные смыслы; видели в ней и злободневную политическую полемику, и антитолстовскую проповедь, и изысканные психологические экзерсисы в духе "Записок из подполья" Достоевского. Но сейчас, в свете опыта прошедшего двадцатого столетия, с очевидностью обнаруживается, что "Мои записки" - это еще и праобраз будущих романов-антиутопий, а их герои - апологет прекрасной на закате тюремной решетки - является ранним предтечей героя-математика из романа "Мы" Е. Замятина, "нумера" с ампутированными фантазией и стремлением к свободе. У Андреева будущий "прекрасный новый мир" тоталитаризма пока еще не протянулся за пределы тюрьмы, но философы, оправдывающие благостность и целесообразность всеобщей "пронумерованности", уже имеются. В 1908 г. писатель построил знаменитый свой дом на Черной речке, в финской деревне Ваммельсуу, расположенной недалеко от Петербурга. Это был удивительный деревянный замок, выдержанный в суровом северном стиле, все в этом доме комнаты, окна, камин и даже рабочий стол писателя поражали своей огромностью. Дом, внешний облик и внутренняя обстановка которого были продуманы самим хозяином до мелочей (специально заказанная мебель, гигантские копии с фресок Гойи, обрамлявшие стены кабинета и прочее), казался современникам одной колоссальной декорацией к какой-то андреевской пьесе или повести о противоборстве Человека и Рока. В этот дом писатель ввел свою вторую жену - Анну Ильиничну Денисевич, подарившую ему двух сыновей - Савву и Валентина - и дочь Веру, в этом доме он пережил годы войны и революции, близ него, в соседней дачной деревушке, осенью 1919 г. он умер. Вначале 1910-х годов слава автора "Жизни Человека" и "Рассказа о семи повешенных", казалось, достигла своего апогея. Газеты и журналы не только так или иначе комментировали практически все свежие андреевские публикации, но фиксировали в многочисленных интервью с ним само появление новых замыслов писателя. Светские хроникеры неукоснительно отмечали все более или менее заметные события его личной жизни, было ли это очередное заграничное путешествие, или покупка им моторно-парусной яхты. Критические дебаты вокруг андреевских произведений подчас утрачивали собственно литературную основу и приобретали привкус чуть не политического скандала. И самым главным - несмотря на постоянно усиливающееся сетование критики на то, что Андреев "исписался", "повторяет самого себя" и "вышел из моды" - был безусловный успех у самого широкого круга читателей. Его "Полное собрание сочинений" издается в 1913 г. гигантским для того времени тиражом 225 тыс. экземпляров. Но для самого писателя, чуткого к переменам в жизни и литературе, это было время напряженных, подчас мучительных творческих поисков. Современников не могло не поразить значительное смягчение андреевского виденья, еще недавно достигшего, казалось, предела отчаяния и беспросветности "Почти трудно узнать трагический талант Андреева в этом мягком, нежном рассказе, похожем на идиллию и посвященном тихим, почти блаженным впечатлениям маленького ребенка, в призме взглядов которого преломляются впечатления радостного именинного дня его матери", - комментировал критик А. Измайлов появление в 1912 г. рассказа "Цветок под ногою". Андреев теперь нередко обманывает ожидания своих критиков, привыкших в психологии его героев вычитывать не "диалектику души", а отражение сущностных начал бытия (как это было даже в самых пластичных его вещах, подобных "Иуде Искариоту", "Вору", "Сыну человеческому"). Столь же "неандреевскими" оказываются для них, например, рассказы "Возврат" и "Он", ибо и там прямой апелляции к чему либо, кроме парадоксов и причуд подсознания, нет. И совсем неожиданным для Андреева предыдущего десятилетия оказывается написанный во второй половине 1913 г. рассказ "Полет", несущий в себе столь мощный - трагедийный, но утверждающий - пафос высокой предназначенности человека. Безусловно, новый Андреев в определенной степени теряет прежнюю стилевую терпкость, сгущенность мыслей и слов, жесткую сцепленность образного и событийного ряда. Но взамен в его произведениях появляется большая тематическая раскованность, шире становится его взгляд на мир и человека, менее однозначными и более гибкими оказываются оценки таких глобальных бытийных категорий, как жизнь и смерть, добро и зло. Критик С. Борисов, противопоставляя высокую оценку Андреева "вольной критикой массового читателя" неприятию его "связанным всевозможными традициями профессиональным критиканством", говорит о важности для его поздней прозы того, что написано под текстом, о появлении в его произведениях каких-то дополнительных, неподвластных однозначному истолкованию, смысловых оттенков. И это утверждение представляется верным именно при сопоставлении новых качеств андреевской прозы с прежней стилевой системой писателя, гораздо более "концептуализированной", более однозначно подчиняющей вереницу образов и мотивов "сверхидее" произведения. Однако нельзя сказать, что в произведениях начала 1910-х годов Андреев отказывается от всего прежнего своего опыта прозаика и драматурга. Скорее его творения начинают приобретать новые качества на путях синтеза жизнеподобного и условного, традиционалистского и новаторского. Наиболее значительной попыткой подобного сплава в прозе является написанный и напечатанный в 1911 г. роман "Сашка Жегулев", который, к сожалению, крайне односторонне был прочитан и критиками и современниками-литераторами. Рассмотрение этого романтического предания в традиционном реалистическом ключе, анализ правдоподобия описываемых в нем событий и похожести заглавного героя на какого-либо реального предводителя одного из многочисленных в 1907 - 1908 г.г. "партизанских" отрядов, - все это отнюдь не приближало читателя к пониманию романа. При всем этом упускалось главное - дистанция, которая была необходима писателю, чтобы осмыслить события первой русской революции, столь еще свежие в памяти современников, причем осмыслить "по-андреевски" - не как "аграрные волнения" в таком то российском уезде, а как проявление глобальных потрясений в глубинной толще русской истории. Характерно, что даже такой тонкий ценитель, как М. Кузмин, подходя к проблеме "достоверности" "Сашки Жегулева" (этой, по его мнению, "романтической, сжато (особенно в первой части) и сильно написанной повести"), был принужден в своей рецензии иронически констатировать: "Одно странно: если все описанное Андреевым с подлинным верно, то неужели мы так отошли от революции и смутных годов, что бывшее лет пять тому назад нам кажется былью Брынских лесов". И не менее характерно, что "Сашка Жегулев" оказался равно неприемлем ни для Горького, ни для консервативнейшего критика "Нового времени" В. Буренина. "Трогательность", "лубочность", "слащавость", старательно и ядовито высвечиваемые критиками в тексте романа, на самом деле оказываются проявлением особой природы этого произведения, во многом связанной со становлением так называемого "неомифологического" романа в русской прозе начала XX века. "Мифологический каркас" повествования в "Сашке Жегулеве" составляют свободно состыкованные друг с другом мифы древнейшего, библейского и добиблейского происхождения, и "мифы" позднейшие, навеянные темами и образами романтической, славянофильской и народнической литературы. Концентрация этих источников вневременного, высокого и "надбытного" в исходном, вполне реальном образе ученика выпускного класса гимназии происходит в зеркально повторяющихся, лирических "зачинах" двух частей романа "Саша Погодин" и "Сашка Жегулев". Именно здесь читатель должен обрести своеобразный ключ к рассыпанным далее по всему тексту романа перекличкам с Библией, житиями святых, народными песнями и лубочными рассказами о справедливых разбойниках, шиллеро-байроновскими (включающими в себя и пушкинского "Дубровского") характерами и ситуациями, строками о народных слезах и мучениках за правое дело из Некрасова и Надсона. Андреев возлагал на этот роман много надежд творческого и личного характера, в том числе и надежду на примирение с Горьким, разрыв с которым произошел в 1908 г., после публикации андреевского рассказа "Тьма" и осудившей рассказ статьи Горького "Разрушение личности". Еще в декабре 1910 г. Андреев, будучи в Италии, не посещает каприйского изгнанника. Но 12 августа 1911 г. Андреев прерывает почти трехлетнее молчание и отправляет Горькому письмо, в котором пытается разобраться в причинах взаимного отчуждения и восстановить отношения. Несмотря на холодноватый тон горьковского ответа, Андреев не теряет надежд на примирение и посылает адресату "Сашку Жегулева". Горький не принимает ни основную идею романа ни выявившиеся в нем стилевые новшества. Это написано плохо-скучно и пестро, хотя повесть и насыщена фактами русской действительности, - освещение и толкование фактов совершенно литературное, то есть искусственное, не живое". Примирения не получилось, разрыв между двумя ранее очень близкими друзьями лишь еще резче обозначился после этого эпизода. Те новые черты в творчестве Андреева, о которых говорилось выше, лишь обострили существенные различия во взглядах на жизнь и искусство двух писателей. Характерна реакция Андреева на знаменитое письмо Горького "О карамазовщине", появившееся в газете "Русское слово" 22 сентября 1913 г. и осуждавшее как "политически несвоевременную" инсценировку в Художественном театре романа Ф. М. Достоевского "Весы". Андреев прямо не присоединился к многочисленным протестам представителей русской литературы и искусства против этого горьковского выступления, однако косвенно выразил свою позицию однозначно. В заметке "Леонид Андреев contraГорького", появившейся 26 сентября 1913 г. в газете "Утро России", говорилось "Нам сообщают, что Л. Н. Андреев намерен выступить с защитой постановок Художественным театром Достоевского. По мнению Андреева, такие корифеи русской литературы, как Достоевский или Толстой, не могут быть рассматриваемы в узких пределах современного общественного движения. Их значение глубже и шире, и задачи, решаемые ими, не суть элементарные задачи сегодняшнего дня, но задачи мировые и общечеловеческие. Интерес к стихийным творениям Достоевского, в частности, может свидетельствовать лишь о зрелости общественной мысли, не боящейся соблазна реакционных взглядов Достоевского. Да и самые взгляды эти, по мнению писателя, могут иметь для нас глубокий психологический и историческии интерес". Начало 1910-х годов становится новым этапом и для драматургии Андреева. В 1912 г. в третьем номере журнала "Маски" было опубликовано его первое "Письмо о театре", в котором писатель вплотную подступает к своей идее "театра панпсихизма" (полностью эта концепция развернута во втором "Письме о театре", которое вместе с первым появилось в 22-й книге альманаха "Шиповник" в 1914 г.) В этих статьях он пишет о несущественности для современной драмы внешнего действия, предлагая отдать его кинематографу, о необходимости выражения на сцене внутренних, душевных и интеллектуальных движений. "Жизнь стала психологичнее, если так можно выразиться, в ряд с первичными страстями и "вечными" героями драмы любовью и голодом - встал новый герой - интеллект. Не голод, не любовь, не честолюбие мысли, человеческая мысль в ее страданиях, радостях и борьбе - вот кто истинный герой современной жизни, а стало быть, вот кому и первенство в драме". Андреев отвергает традиционную реалистическую драму, называя ее "старой салопницей", "театром притворства", но одновременно не приемлет и крайностей символистского театра. В своем "театре правды", стремящемся выразить утончившуюся психику современного человека, ориентирующемся одновременно и на Чехова (являющегося, по утверждению Андреева, родоначальником "театра панпсихизма") и на Достоевского (который называется в "Письмах " "новой высочайшей вершиной", на которую поднялся театр), он идет теми же путями синтеза реального и условного, что и в прозе этого периода. К пьесам, написанным в этот период ("Анфиса", "Екатерина Ивановна", "Тот, кто получает пощечины", "Мысль", "Собачий вальс"), до сих пор снова и снова обращается русский и зарубежный театр, каждый раз вычитывая новые смысловые слои и выразительные возможности. Начавшаяся в августе 1914 г. первая мировая война не могла не повлиять на внутренний настрой такого писателя, как Андреев. Разительной казалась метаморфоза, произошедшая с автором, который десять лет тому назад устами героя своей драмы "Савва" провозгласил сверханархический лозунг о "голом человеке на голой земле", а ныне отстаивающим принципы временного примирения с государственностью во имя победы. Но, думается, что война лишь стала мощным катализатором для вызревания в былом "индивидуалисте" той потребности в единении с людьми, которое, как мы видели, возникло уже в начале десятилетия. По воспоминаниям В. Беклемишевой, Андреев признавался: "С момента объявления войны все исчезло: нет темного ужаса, нет тоски. Если бы меня спросили, что со мной, я бы сказал: это воскрешение из мертвых. Это не мое личное воскрешение из мертвых, это прежде всего воскрешение из мертвых России". И хотя во многом восприятие войны строится им (особенно в первый ее период) под знаком высокой трагедии, преображающей жизнь, подымающей ее до библейских высот, это уже не типичная для Андреева трагедия отъединенного индивида, но - путь воссоединения всех в одну судьбу. Андреев вспоминает свой опыт публициста эпохи газеты "Курьер" и выступает с рядом пламенных статей по горячим событиям. Публицистика выступает на первый план даже в его драматургии: автор "Жизни Человека" пишет репортажно-хроникальную по форме пьесу "Король, закон и свобода", посвященную захвату кайзером Вильгельмом нейтральной Бельгии! Андреев верит, что следствием победы над Германией станет сокрушение в самой России духа аракчеевских военных поселений, имеющих, по его мнению, прусское происхождение. С этой мыслью связана и надежда на то, что завершение войны будет началом освобождения России не только в духовном, но и в социально-политическом смысле (в письмах знакомым он выражает ее открыто). Во имя воплощения своих чаяний в 1916 г. Андреев идет на еще большее ограничение себя как художника слова, он соглашается быть одним из соредакторов новой крупной газеты "Русская воля", еще более вовлекаясь в "большую политику". Результаты горячо принятой Февральской революции очень скоро стали разочаровывать Андреева. Он, как всегда, одним из первых смог предчувствовать грядущую катастрофу и даже угадать будущую зловещую роль в ней Ленина (статьи "Скоморох революции" и "Veni, creator!", написанные в сентябре 1917 г.). Октябрьский переворот был, конечно, самым страшным ударом по надеждам писателя на возрождение родины. Его дом на Черной речке оказался на территории отделившейся Финляндии, вне пределов России. У финнов шла своя гражданская война, которая несла с собой те же голод, холод и страх. Громадный дом, почти неотапливаемый и разрушающийся, оказался просто нежизнеспособным в этих условиях. Необратимо подточенными оказались душевные и физические силы его хозяина. Последний страстный призыв Андреева бороться с большевизмом, озаглавленный "S О S ", неоднократно перепечатывался в русских зарубежных газетах и был переведен почти на все европейские языки. Уже серьезно больной писатель строил планы о турне по Америке с антибольшевистскими лекциями 17 сентября 1919 г., подготовку к этой поездке прервала смерть. Леонид Андреев был верен себе до конца. Во всем - в жизни и в творчестве, во взлетах и провалах, в Любовях и ненавистях - выразились не искоренимые ничем широта и искренность его русской натуры. Знаменательными кажутся слова Андрея Белого - о триумфе и трагедии его творческого пути "Он хотел быть огромным - не для себя, он хотел отразить в своей бренной писательской поступи поступь Века,< > он был Дон Кихотом в прекраснейшем смысле, величие им сотворенного в ярком стремлении к великому, жизнь его книг - эпопея. В личине его жило "Я" всего мира, которое он не сумел осознать"! М. Козьменко. Дата публикации: 08.02.2008 Прочитано: 1869 раз Всего 172 на 18 страницах по 10 на каждой странице [<<] [ 1 | ... | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 ] [>>] [ Назад | Начало | Наверх ] Реклама Нет содержания для этого блока! Пользователи Добро пожаловать, Гость Регистрация или вход Потеряли пароль? Логин: Пароль: Код: Повторить: Сейчас онлайн Пользователей: 0 Гостей: 3 Всего: 3 Разработка сайта и увеличение посещаемости - WEB-OLIMP